Сижу и тихо балдею от картинки.

Захотелось мне научиться печатать десятипальцевым слепым методом. Купила обучающую программу, стала долбить клавиатуру. Упражнения длинные, сложные, нудные. Приходится выстукивать одни и те же буквосочетания/слова/фразы по несколько раз. И вот, в одном из упражнений наткнулась на потрясающее задание: «Наберите следующие фразы по пять строк:

интернет ворует время

время ворует интернет

ворует интернет время...»



Гм. Ноу комментс.

Иудаизм: 43%

Буддизм: 44%

Агностицизм: 64%

Атеизм: 85%

Христианство: 33%

Сатанизм: 42%

Ислам: 44%

Язычество: 75%

Индуизм: 38%



Вы - атеист, хотя вы наверняка и сами знаете об этом. В атеизме существуют два основных направления - "позитивный атеизм", представители которого уверены, что бога не существует, и "слабый атеизм", представители которого, хотя и не верят в существования бога, не отрицают, что он может на самом деле существовать. Последние полагают, что поскольку доказательств существования бога нет, следую принципам "бритвы Оккама" удобней считать, что бога нет, пока не доказано обратно. Таких атеистов часто называют агностиками.



Вот тут Snowball развела руками и громко сказала: "Оппаньки!"

Потому как сама себя я атеистом не считаю. А вот язычество... Гм, в этом есть что-то интересное.

Если вы найдете свой ник в списке, то вывесите у себя такой пост, дайте понять окружающим, насколько важны для вас дневники и те люди, которых вы нашли с их помощью, независимо читают ли они вас.



10 дневников и 10 человек.



Лисёнок. Однозначно, номер раз. Если бы не дневники, мы бы никогда не встретились в реале.

Ищущая

Serpensortia

Kairu

Idril

aquarellle

Aerdin

Единорога

Салли Слайс

~Цыца_дрица_ум_цаца~



А Монстра и Southern не в счет. Потому что я узнала этих замечательных людей еще до того, как завела дневник.

Сегодня я вылетела из квартиры в 8.00.Экзамен как-никак, хоть и автомат намечается, а опаздывать все равно нехорошо. Захлопнула за собой дверь, повернулась мордой лица к лестничной площадке и остолбенела.

Надо сказать, подъезд у нас обычный, среднерусский – ободранные перила, болотно-зеленые стены, давно не крашенный мусоропровод, мутные окошки. А тут... тут оно все стало красно-белое и в бантиках! Бантики висят везде – на стенах, дверях, окошках, перилах и даже на злосчастном мусоропроводе. Вчера этого кружевного облака не было – зуб даю. А сегодня – сердечки, сердечки, сердечки. Аж в глазах рябит.

На стенах плакаты с гениальными изречениями:

«Женился сам – помоги другу».

«Вышла замуж – отговори подругу».

Вот ребята постарались – за одну ночь такие декорации сделали, причем от начала до конца – от первого этажа, до пятого, где, собственно, и живет невеста.

Возвращаюсь с экзамена, топаю по ступенькам, любуюсь. По подъезду носятся жутко нарядные и жутко взволнованные гости. Немножко растрепанный жених стоит перед крылечком и громко вопит с периодичностью раз в минуту: «Лена, я люблю тебя!»

Голос у него хороший, глубокий – слушать приятно. Я печатаю эти строчки и внимаю его признаниям в любви так, как будто они адресованы мне.

Ты хороший человек, Ленка. Счастья тебе. Принц на белом коне черном BMW стоит перед твоим крыльцом – а остальное приложится )))

Тем, кто не читал Крапивина, будет непонятно и скучно.

Гуляла по жж-сообществу, посвященному творчеству ВПК. Читала новые посты, просматривала дискуссии... И наткнулась. Песня по мотивам "Голубятни". Эх, куплю гитару и буду подбирать аккорды...



А Город наоборот читается, как Дорога.

Осколки и кровь на руках – складывается звезда…

А тыщи миров, упав, ну-ка спаси, попробуй!

Со Станции "Мост" сегодня не ходят поезда!



А гибель – навылет Землю – наверное, День Рожденья…

Галактики иль пацаненка – одна на двоих судьба!

На всех лишь один Костер! На всех лишь одно прощенье:

Со Станции "Мост" сегодня не ходят поезда!



И сказка про нас с тобой, дружок, окажется былью.

И рельсы сойдутся где-то, и звезды соврут: "Навсегда!"

Но! Боль в переводе – бой! И смерть в переводе – крылья!

И Станцию "Мост", как прежде, проходят поезда!



И вот ты опять ничей, чужая в глазах тревога,

И черной спиралью – рельс, и яростный шепот: "Назад!"

Но Город наоборот читается, как Дорога:

Со Станции "Мост" сегодня не ходят поезда!



И будет в Альгардте дождь!

А в Старогорске – лето!

И гордые ветерки. И ранящий тело песок.

И сон перед боем вновь

Подарит мальчишкам Планету,

Два берега у реки и Порванное Кольцо!



А Город наоборот читается, как Дорога,

осколки и кровь на руках – складывается Звезда!

А тыщи миров, упав, ты не спасай, попробуй!

Со Станции "Мост" сегодня не ходят поезда!



Аль Рисачев

Вчера вечером. У настольной лампы.



На часах 23.05. Многоквартирный дом медленно, но верно засыпает.

В моей комнате полутьма. Горит только слабенькая настольная лампа с пластмассовым абажуром - старенький любимый друг, надежный светлячок. Я сижу, уткнувшись подбородком в коленки и крепко вцепившись в рукав маминого домашнего свитера. Мама пытается отобрать у меня свою руку и притворно ворчит, что я, мол, уже у всех ее свитеров рукава повытянула. Я молчу – знаю, что это только часть привычного распорядка: мама обязательно должна на меня поворчать, чтобы напомнить, что я все еще ее ребенок, маленький и несмышленый. Мама тоже это знает, поэтому особо не усердствует, и в результате ее рукав таки остается в моих цепких пальцах. Пластмассовый абажур щелкает. Мама улыбается.

― Ну что, наугад?

Я киваю. Тихо шелестят страницы. На маминых коленях – том Брэдбери. Книга раскрывается там, где хочет. Мама произносит вслух название выпавшего рассказа: «Машина до Килиманджаро». Я продолжаю молча цепляться за рукав. Мама тихонько кашляет и начинает колдовать:

― «Я приехал на грузовике ранним-ранним утром. Гнал всю ночь, в мотеле все равно не уснуть...»

Я закрываю глаза. Над ухом звучит мамин голос. Тихий, чуть хрипловатый, сбивчивый. Она немножко волнуется, как будто она уже и не Мама, а моя однокурсница, выступающая с докладом перед огромной аудиторией. Огромная аудитория – это я. И я – самая внимательная аудитория на свете. С закрытыми глазами легче слушать. Голос мамы-однокурсницы мягко плывет по комнате, слова кружат вокруг пластмассового абажура, застревают в моих волосах, останавливаются около висящей на стене карты. Я слушаю. Мама читает. Я сижу близко-близко, и мне кажется, что я слышу не только ее голос, но и мерное биение сердца. Мы сейчас – не мама и дочь, а какой-то один странный мохнатый зверь, состоящий из огромных ушей и хрипловатого голоса. Этому зверю в данный момент очень хорошо.

Я замираю, предвкушая строчки читанного-перечитанного рассказа, который каждый раз почему-то звучит по-новому. Внутри сворачивается звонкая стальная пружина, готовая развернуться на финальной фразе: «Ей-богу, кажется, мы летим...»

И мы действительно летим.

*

Моя мама, серьезный врач-неонатолог, так и не научившийся смотреть на своих пациентов как на работу, часто возвращается после тяжелого дежурства, закрывается у себя в комнате и тихо плачет. Этот вечер у старой настольной лампы – все, чем я могу ей помочь.

Я – сумасшедшая девица, никак не желающая преодолеть пубертатный период, страдающая разнообразными комплексами, фобиями, депрессиями и просто дурью. И этот вечер у старой настольной лампы – все, чем мама может мне помочь.

*

Рассказ заканчивается. Мы сидим молча. Мохнатый зверь нехотя потягивается и снова превращается в маму и дочь. Мама снова ворчит из-за вытянутого свитера. Я улыбаюсь: мне-то хорошо известно, что этот зверь никуда не исчез, просто спрятался до следующего вечера у старой настольной лампы.





Сегодня вечером. Под пальмой около фортепьяно.



У Катьки очень приятный голос и добрые темно-карие глаза. Нам всегда уютно вместе.

Говорят, что степень человеческой близости определяется степенью легкости взаимного молчания. Я легко молчу аж с целыми семью людьми (родители и брат не в счет – с ними легко, потому что это в крови). Семь – это очень-очень много, страшно, удивительно много. Вы даже представить себе не можете, как много. Наверное, я очень везучий человек.

Катька одна из этих семи. С ней можно говорить часами, до хрипоты. Она всегда внимательно смотрит на собеседника влажными блестящими глазами и чуть-чуть улыбается. Эти глаза, добрые и грустные, как глаза породистого спаниеля, сразу дают тебе понять, что твои слова неимоверно важны для их обладательницы, даже если ты несешь полную чушь. И я говорю, говорю, говорю... Слова льются, шипят и пенятся, я шучу, Катька смеется и кивает чему-то. Она уютная, с ней здорово, я обожаю сидеть у нее в гостях около красивого блестящего фортепьяно и раскидистой пальмы. У нее в доме даже цветы растут неимоверно быстро – пальме всего три года, а она уже в полтора метра высотой.

*

Когда Катьке надоедает слушать мою трескотню, она встает, выключает верхний свет, зажигает свечи и поднимает крышку фортепьяно. Теперь моя очередь слушать. И я слушаю. Слушаю так, как слушаю мамин голос, когда она читает что-нибудь вслух. Вокруг горят свечи, пальма отбрасывает странные ажурные тени на Катькино лицо, в добрых спаниельих глазах вспыхивают яркие искры – и спаниель вдруг превращается в юную восемнадцатилетнюю колдунью. Колдунья загадочно улыбается, встряхивает иссиня-черными волосами и ударяет по клавишам.

Все. Теперь мы не здесь. Не ищите, когда захотим – сами вернемся.

Синдарин я не изучала, занимаюсь простой срисовкой (Риэ, правильно?).

Больно уж понравилось – красивые экзотичный буквы, немного похожие на иероглифы. Я, как сорока, ведусь на все блестящее красивое и необычное.

Поставлю на аватар.

См. заголовок записи.



читать дальшеМой перевод "Первого дня" вывесили на raybradbury.ru!!!

Теперь я хожу страшно гордая и хвастливая. Вот:

http://raybradbury.ru/cgi-bin/story...line&page=1