Обновление в комментах: конец 12-ой и начало (ма-ахонькое) тринадцатой главы.



Не, определенно, я этот фик все-таки закончу. План есть, детали в голове крутятся... так какого фига я катаю фанфик по ВК?! НЭпонятно.

Первые 11 глав "Кого-то...".

А это совершенно замечательные иллюстрации от совершенно замечательного автора Charmed Lina

Иллюстрации



Короче, начинаю выкладывать на дайрях продолжение. Нередактированное и очень маленькими кусями. Southern, бить можете прям здесь. Это - начало двенадцатой главы.



Глава 12. Багровые мантии.



А имена, и лица,

И голоса

Вновь проступают

Сквозь немоту свечи...



Диана Коденко.



Человек, которого Кингсли представил как своего непосредственного начальника, мне не понравился. Трудно сказать, чем именно, но не понравился. Высокий, сухощавый, с жиденькой бородкой, которая, видимо, должна была придавать ему солидный и решительный вид. Вот только впечатление он производил прямо противоположное, несмотря на все свои потуги выглядеть как можно внушительнее ― обычный человек с обычным именем ― Роберт Смит. Про таких людей официально говорят: «Особых примет нет».

Я слушал рассказ Кингсли и изредка согласно кивал, не вставляя в разговор ни слова. Мистер Смит бросал на меня недоверчивые взгляды каждый раз, когда думал, что я не смотрю в его сторону. Казалось, от него исходят волны подозрительности и настороженного внимания. Кингсли, ничего не замечая, говорил про то, как на меня напали прямо среди бела дня, и живописал подробности «нападения» так, что я сам почти в него поверил. При первом же упоминании о группировках Квинтуса лицо мистера Смита прояснилось, и он заметно успокоился. Настороженность исчезла, и, недослушав Кингсли, он обратился ко мне:

― Сожалею о том, что вам пришлось пережить. Извините за такой холодный прием: сейчас такое время, что ко всему новому и незнакомому относишься с опаской. Тем более, здесь, в заповеднике, где столько ценных ингредиентов для зелий разгуливают на свободе, приходится быть вдвойне осторожным ― слишком много развелось охотников за редкими видами.

― Простите, но я, кажется, не совсем понимаю, о чем речь. В Дурмштранге ничего не слышали о группировках Квинтуса. Что это за люди? Зачем им понадобилось грабить меня?

― В большинстве своем, это темные маги. Конечно, среди них попадаются отдельные личности, которые к Темным Искусствам отношения не имеют, но это редкость. Собственно говоря, они терроризируют Магическую общественность уже на протяжении четырех лет, с того момента, когда изобретение Квинтуса получило общественное признание... Впрочем, что это я? Веду светские беседы на улице вопреки всем законам гостеприимства! Давайте пройдем в дом. Конечно, это не гостиница, но хоть какую-то крышу над головой на эту ночь мы вам можем обеспечить.

Смит развернулся и засеменил к дому. Кингсли и я поспешили за ним. Я украдкой оглянулся назад ― фесрала на скале уже не было. Последние отсветы заката растворялись в тягучих и густых на вид водах озера; вечер сдал свои позиции ― долину Глен Мор затопила мгла. Серое хмурое здание над обрывом стало казаться мне едва ли не живым воплощением уюта и домашнего очага. Стало еще холоднее, словно сама ночь дышала в спину незваным гостям. Мистер Смит, повозившись с охранными заклинаниями, открыл дверь и торопливо скользнул внутрь, сделав знак следовать за ним.

Изнутри дом оказался не таким уж и мрачным. Правда, убранство комнаты, в которую мы попали, не говорило о любви ее хозяев к комфорту: не было ни ковров, ни картин, ни мелких безделушек, которые придают помещению обжитой и уютный вид. Стены были от пола до потолка обиты деревянными панелями, в углу пыхал искрами несоразмерно большой камин. Мистер Смит вежливо извинился и отправился в свой кабинет, сказав, что надо внести в журнал запись о возвращении фестрала.

Я сел на край дивана рядом с Шеклболтом. Экс-аврор зевнул и протер глаза, с видимым усилием борясь с усталостью. Я почувствовал себя неловко: ведь он не спал всю предыдущую ночь из-за моего глупого обморока и теперь, наверное, просто валится с ног. Шеклболт откинулся на диванную подушку, прикрыв глаза. Его лицо расслабилось, исчезли суровые складки между бровей. Стало видно, что он вовсе не так уж и стар, просто в его волосах слишком рано появилась седина, а около губ пролегли горькие морщины, словно он слишком долго сдерживал слезы, а теперь рад бы заплакать, да только уже не может. Я замер, стараясь не тревожить его резкими движениями и скрипом диванных пружин. Где-то в глубине дома, словно сердце гиганта, громко тикали часы, потрескивали дрова в камине. Мне захотелось опереться о чье-нибудь (Рон...) надежное плечо и слушать чей-нибудь (Гермиона...) поучительный голос. И сидеть так, не шевелясь и почти не дыша, до скончания века. Черт бы побрал этого Вольдеморта. Надеюсь, там, в аду ему достался самый огромный котел.

Тихо скрипнула дверь – Смит вернулся в комнату. В руках у него был небольшой поднос, на котором стояли три дымящиеся кружки и тарелка с какими-то сухарями. От кружек исходил терпкий аромат травяного чая. Кингсли потянул носом воздух, открыл глаза и приподнялся на подушках.

― Похоже, на ужин нам с тобой Грэг рассчитывать не приходиться. Что ж, по крайней мере, отведаем бодрящего зелья, изобретенного мистером Смитом и по недоразумению именуемого чаем, ― Кингсли подмигнул мне. Смит торжественно водрузил поднос на столик перед камином и скромно отошел в сторону, предлагая оценить его «бодрящее зелье». Кингсли и я принялись оценивать.

Напиток отдавал кисловатым ароматом диких яблок, сладостью липового цвета, горечью одуванчиков и еще чем-то, непонятным и летним. Я устроился на диване поудобнее и прикрыл глаза. В животе стало приятно тепло, холод ночи отступил и остался за порогом. Где-то за толстыми стенами серого дома завывал ветер. И казалось, что ничего не может потревожить эту живую тишину, наполненную тиканьем часов и мерным дыханием сидящего рядом человека. Я с трудом заставил себя сосредоточиться и возобновить разговор, прерванный на улице.

― Так все-таки, почему эти волшебники устраивают нападения на путешественников?

― Боюсь, мистер Гоуст, все намного сложнее. Страдают не только путешественники. Незаконная ловля редких магических животных, варварское истребление ценных лекарственных растений, многочисленные человеческие жертвы... Они совсем не задумываются о последствиях своих действий. Главное для них – получить все компоненты для зелья.

― А что за зелье?

― Зелье Квинтуса, ― Смит и Кингсли удивленно посмотрели на меня, словно я спросил у них, сколько будет дважды два. Я недоуменно поднял брови.

― Странно, что вы не знаете, мистер Гоуст. Это открытие в свое время наделало много шума... Ну да ладно. Четыре года назад ирландский ученый Фредерик Квинтус запатентовал в Международной Ассоциации Зельеделов свое изобретение. Вообще-то, он в своих исследованиях руководствовался исключительно благими намерениями: хотел, чтобы сквибы, приняв его зелье, снова получали способность колдовать, причем не временно, а на всю жизнь. Представляете, один глоток зелья – и магия вновь возвращается к уже не надеявшемуся ни на что человеку! Правда, возникла одна небольшая проблема: МАЗ отнесла зелье к разряду темномагических и, следовательно, запрещенных. Основания для этого решения были серьезные. Для приготовления зелья требовалось тринадцать компонентов: кровь десяти магических созданий, кровь одного волшебника, обломки палочки этого волшебника и дождевая вода. Причем, все это надо было смешать в равных пропорциях – и кровь, и воду. В результате, эссенции получалось всего несколько капель. Сами понимаете, для скивибов это был единственный реальный шанс вернуться к полноценной жизни в магическом сообществе, правда только при условии, что какой-то волшебник отдаст часть своей крови и волшебную палочку на растерзание зельеделам. Добровольцев было мало, разве что, близкие родственники сквибов, жаждущие стереть позор с семьи. Сварить зелье вне лаборатории было невозможно: слишком сложное поэтапное приготовление, требующее постоянного внимания и недюжей сноровки. Появились подпольные лаборатории, специализирующиеся на приготовлении зелья Квинтуса. Но через месяц после получения патента на зелье грянул гром. Один из исследователей принял зелье сам. А потом взмахом руки разнес свою лабораторию, испепелил взглядом коллег и скрылся в неизвестном направлении. Оказалось, что зелье, способное возвратить магию сквибу, может многократно увеличить силу обычного волшебника. Только, вот беда, при этом оно сильно влияет на сознание этого колдуна, превращая человека в некое подобие дракона – сильное, опасное и лишенное разума чудовище, живущее сообразно инстинктам. Зелье запретили окончательно. Но энтузиасты, мечтающие запереть ураган в бутылку, остались. Объединились в сеть небольших организаций, именующих себя группировками Квинтуса, и принялись за дело. Сам Фредерик Квинтус до этого момента не дожил и не видел, во что превратили его изобретение.

Смит перевел дыхание и замолчал. Я тоже помолчал, обдумывая услышанное, потом спросил:

― Но почему они нападают на волшебников? Если им так хочется получить улучшенный вариант зелья, то пусть используют собственную кровь...

― Есть одно «но». Вместе с кровью в зелье переходит довольно большая часть магической силы. Волшебник, уже однажды бывший донором для приготовления этой эссенции, не может стать им во второй раз, иначе сам превратится в сквиба. Существует и другая опасность: слабый колдун, решивший отдать кровь, может просто-напросто погибнуть в ходе обряда. Таких случаев уже было много, мистер Гоуст. Вам еще повезло – вы всего лишь остались без палочки. Видимо, что-то помешало им взять у вас кровь.

― Боюсь, что вы ошибаетесь, Смит, ― глаза Кингсли отражали свет камина. ― Грэгу было очень плохо прошлой ночью. Я подозреваю, что это был упадок сил, вызванный проведенным обрядом. Следов от пореза не остается, а память они обычно стирают. Ты же говорил, что не помнишь, что произошло, так ведь, Грэг?

Я кивнул. Обстоятельства складывались удачно. Даже отговорок придумывать не пришлось. Смит смерил меня долгим испытывающим взглядом:

― В таком случае, вы везунчик, мистер Гоуст. И к тому же, достаточно сильный маг. Я бы даже сказал, очень сильный.

Я старательно делал вид, что занят чаем. Разговор плавно перерос из обсуждения группировок Квинтуса в сдержанный обмен мнениями о проблемах заповедника. Смит и Кингсли степенно рассуждали о поголовье гиппокампусов и тестралов, а я, прищурившись, смотрел на огонь и незаметно для себя погрузился в сон.



***

Мне было тепло и уютно. В комнате царил полумрак, единственным источником света была настольная лампа, стоявшая в противоположном от меня углу. В кресле около лампы сидел старик с книгой в руках. Тишина нарушалась только шелестом переворачиваемых страниц и едва уловимыми ухом мелодичными переливами флейты. Старик сидел, повернувшись в пол-оборота, и я мог видеть смену эмоций на его лице: удивление-гнев-облегчение-радость. Он быстро пробегал строки глазами, полностью отключившись от реальности, и ничего не замечал, поглощенный перипетиями сюжета.

Дверь скрипнула, я встрепенулся. Комната колыхнулась вместе со мной, и звуки флейты стали звучать тревожно. Но вошедшая женщина не несла с собой зла – наоборот, с ее появлением стало будто светлее. Она тихо засмеялась – и старик оторвался от книги. Несколько секунд он выглядел абсолютно растерянным, как будто не ожидал оказаться в этой комнате. Но заметив женщину, он радостно улыбнулся и развел руки, словно желая обнять пространство перед собой.

― Здравствуй, Кэтти.

― Добрый вечер, мистер Снэдж. Опять зачитались допоздна? Кто на этот раз? Шекспир? Или, может быть, Толкиен?

― Диккенс... Спасибо, что пришла, Кэтти.

― Ну, что вы, я же пообещала. Вот книги, которые вы просили принести. Сдать их нужно только через месяц – так что времени у вас достаточно, ― Кэтти говорила не торопясь, задумчиво роняя слова и слушая, как они тонут в сумраке комнаты. Все ее движения были плавными и неспешными, а в глазах застыло благожелательно-мечтательное выражение. Я смотрел на ее лицо и силился вспомнить, почему оно мне так знакомо. Она, словно ощутив мой взгляд, обернулась и подошла ко мне, чуть запрокинув голову, не переставая улыбаться. Только тут я заметил, что смотрю на комнату как-то непривычно, сверху. А Кэтти протянула руку и осторожно погладила меня по голове.

― Здравствуй, Брайтли. Прости, что так давно не навещала тебя.

Я хотел ответить, что я не Брайтли, но вместо этого опять услышал звуки флейты, которые стали громче и теперь звучали как приветствие. Кэтти засмеялась, и в этот же момент я вспомнил, где видел ее лицо – в отражении на стекле, в трактире «На дне бутылки». В памяти всплыла фамилия МакМилан. Флейта зазвучала звонко и радостно, и я вдруг понял, что эти звуки льются из моего горла. Я хотел взмахнуть руками, но вместо этого ощутил, как за спиной расправляются крылья цвета пламени.

― Он рад тебя видеть, Кэтти, ― приглушенный голос из кресла старика Снэджа.

Кэтти опять засмеялась, я попытался заговорить, но ничего не вышло. Очертания комнаты поплыли у меня перед глазами, и возникло полуреальное ощущение, что кто-то трясет меня за плечо...



***

― Грэг, да просыпайся же! Пойдем, нам сейчас рабочие руки нужны! Грэг!!!

Я открыл глаза и уставился на Кингсли.

― Что произошло? ― мой голос звучал хрипло, но весьма по-человечески, и уже ничем не напоминал пение феникса.

― Нападение на заповедник. Группировки Квинтуса, ох, не к добру мы о них разговаривали... Они разрушили защитный барьер и навели такой переполох, что нам до утра расхлебывать придется. Пойдем, надо торопиться: животные могут вырваться на территорию маггловской деревни. Возьми эту палочку...

― Кому она принадлежит?

― Одному из сотрудников, ему сейчас оказывают первую помощь. Парень пытался усмирить гиппогрифа...

Я сглотнул и поспешно сунул палочку в карман брюк, даже не подумав проверить, будет она работать или нет. Кингсли уже стоял на крыльце, и я бросился вслед за ним, на ходу натягивая куртку Ларри и путаясь в слишком длинных рукавах. Переход от тепла камина к ледяному ветру оказался оглушительным. Я помотал головой, стряхивая остатки сна, и побежал за Кингсли, который расчищал дорогу своей тяжелой тростью. Он что-то кричал мне, но ветер уносил его слова в сторону. Все было понятно без инструкций: горел сухой кустарник, животные, напоминавшие в темноте огромные чернильные кляксы, метались из стороны в сторону. В воздухе зависали гиппогрифы и тестралы. Встревоженные и разозленные поднявшейся суматохой, они стремились найти тихое и безопасное местечко и в его поисках разлетались все дальше от центра заповедника и ближе к границе маггловской деревни. Кингсли уже убежал туда, где Смит и другие сотрудники заповедника тушили огонь. Я насчитал всего семь-восемь человеческих фигур, бросавшихся наперерез пламени и животным. Понятно, почему им нужны дополнительные «рабочие руки». От меня одного толку было мало, оставалось надеяться, что скоро придет помощь.

Я призвал заклинанием метлу Шеклболта: чужая палочка слушалась меня так, словно я сам выбрал ее в магазине у Оливандера. С метлой дела обстояли немного хуже, но тем не менее, взлететь я все-таки смог. Три гиппогрифа сидели высоко на скале, уже за границей заповедника. Чувствуя себя овчаркой, которая должна согнать стадо овец вместе, я полетел в их сторону. Ручка метлы дрожала, но я не обращал на это внимания. Стоило мне осторожно приземлиться на краю скалы, над самым обрывом, как три пары янтарных раздраженно уставились на меня. Шаг вперед. Поклон. Главное – не делать резких движений. Из груди одного из гиппогрифов вырвался гневный клекот: он был зол на людей, осмелившихся потревожить его. Я поклонился еще раз и замер, исподтишка наблюдая за реакцией животных. Несколько мгновений они смотрели на меня, а потом один плавно опустил величавую голову, отвечая на поклон. Остальные тоже, видимо, сочли, что я не опасен, и последовали примеру первого. Бормоча под нос какие-то глупости, скорее чтобы успокоить самого себя, а не гиппогрифов, я сунул метлу подмышку и забрался на спину того зверя, который раньше всех проявил дружелюбие. Он поднялся в воздух, двое оставшихся последовали за нами. Похлопывая по пернатой шее, я заставлял гиппогрифа поворачивать туда, куда мне было нужно. Через пару минут я отогнал всех животных от границы заповедника и с горем пополам заставил их приземлиться на небольшой площадке, защищенной от бушующего огня и взгляда случайного маггла скалистой стеной.

Где-то в отдалении раздался крик. Услужливое эхо разнесло его по всему ущелью. Я торопливо оседлал метлу и полетел туда, где работники заповедника тушили пожар. Несмотря на все их усилия, синие языки магического пламени потихоньку все больше разрастались. Я заметил стоящего в стороне Смита и подлетел к нему. Лицо и одежда мужчины были в саже, он встревожено всматривался в темноту, туда, откуда донесся крик. Я невольно проследил за его взглядом: на другом берегу озера тоже горели кусты и трава. А на фоне огня мелькали темные силуэты то ли людей, то ли животных. Вспышка – и пожар полыхнул еще ярче. Смит выругался сквозь зубы и развернулся, едва не сбив меня с ног.

― Гоуст? Так это вы отогнали гиппогрифов от границы? Смельчак. У вас есть лицензия на аппарирование?

― Нет...

― Метла еще при вас?

― Да, сэр.

― Летите на тот берег. Туда должен был аппарировать отряд из десяти авроров... ― крик повторился, на этот раз куда более громкий и отчаянный. ― Не нравятся мне эти вопли... Гоуст, разведайте, что там происходит. Только осторожней, умоляю вас...

Смит выпустил из палочки в небо сноп красных искр и побежал помогать своим коллегам. Я послушно полетел выполнять его приказание. Удалившись от берега на приличное расстояние, я смог разглядеть, что творится на противоположной стороне. Там происходило нечто, очень напоминавшее сражение, причем маги не только кидали друг в друга заклинаниями, но и пытались погасить огонь, хотя другие, наоборот, поддерживали его специальными чарами. Никто больше не кричал. Я летел совсем низко, задевая ногами воду. Наверное, на этой метле и не получилось бы подняться выше – слишком старая. Волшебники, находящиеся на берегу меня не замечали, они вообще не смотрели в противоположную сторону. По мере того, как я приближался, голоса становились все отчетливей. Мне даже показалось, что я узнал голос Неввила, правда, не юношески-ломкий, а окрепший, с металлическими командными нотками. Ведь голос человека на протяжении жизни не так сильно меняется, непостоянны лишь интонации. Но больше я его не слышал и поэтому списал все на нервное возбуждение.

запись создана: 06.01.2006 в 20:34