Не читать дальше.Я люблю посиделки в маленькой компании. Это здорово, офигенно, умопомрачительно здорово – когда все собираются на кухне вокруг маленького стола, в центре которого горит одна-единственная, но оттого только более яркая свеча, когда все сидят близко-близко, задевают друг друга плечами и локтями, сжимают лапами кружки с чем-нибудь горячим и разговаривают-разговаривают-разговаривают. О чем? Да о всякой ерунде. Только на тот момент – это совсем не ерунда, это жутко важно, прямо таки жизнесмертельно и при всем при этом очень, ну очень весело. С улицы в кухню заглядывает грустный и одинокий фонарь, там снаружи темно, холодно, ветрено и уже почти зима, а у нас тут душещипательные судьбоносные разговоры, перемежающиеся возгласами о том, что «Блин, я же абсолютно трезвая! Прыжок с пере-под-вы-под-вер-том, вот! Что “ха-ха”? Я даже не запнулась!» А когда все темы исчерпаны, то начинаются песни, и коронная – «как здорово, что все мы здесь сегодня собрались...». Распевание песен в темной кухне может сравниться только с распеванием песен в электричке или на заднем сиденье автобуса. Только там – ожидание Большой Дороги и Приключений, а здесь – кухонный теплый уют. По меткому выражению Лукьяненко, народ у нас, по большей части, крепко ушиблен одиночеством. И такие вот кухонные вечера – как кусок льда для этого ушиба – чувствуешь себя очень нужным, нужным не потому, что ты чем-то хорош или кому-то родня, а нужным просто так. Плохо только одно – вечера, так же, как и лед, тают, утекают сквозь пальцы: и свечка на столе догорает, и голоса хрипнут, и общие песни заканчиваются, а говорить больше уже просто некуда – да и вообще, завтра новый день с новым морем проблем. Народ лениво поднимается из-за стола, кто-то включает верхний свет – и все, обезболивающее закончилось, господа, надо снова пробивать многострадальным лбом житейские стены. «Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались» - только жаль, что собрались ненадолго и снова еще нескоро соберемся.